Корнилов Владимир Николаевич - Каменщик, Каменщик
Владимир Николаевич Корнилов (1928-2002).
"Каменщик, каменщик..."
Роман
На семьдесят втором году Челышев жалостно напоминал мальчишку. Тощий,
невысокий, он даже обижался невзросло, от чего седой хохолок петушился на
темени.
- Ты, Пашет, злиться не умеешь и не пробуй, - смеялась Женя, вторая жена
старика. Она была много моложе Павла Родионовича, он ее обожал, но вбил себе в
голову, что Женя непременно его бросит. Не сегодня-завтра заскочит к некоему
удачливому сослуживцу и останется навечно. Женя очаровательна, Женя умница. Он
же, Челышев, и раньше-то считался заурядсубъектом, а теперь и вовсе нуль -
пенсионер с Бог знает каким стажем.
Каждое утро, едва за женой захлопывалась дверь, старика душил страх
неминуемого сиротства. Под вечер предчувствие обращалось в уверенность: все
кончено, жена не вернется, жить незачем...
Проходил час, другой, третий. Старик, словно наказанный ребенок, упоенно
воображал себя покинутым, тяжелобольным, даже мертвым, и Женя потом долго
выволакивала его из этого печального запределья.
- Ну что ты?.. Ну, задержалась... Я ведь советская замотанная женщина.
Москвичка. Утром не хочу идти на работу, а вечером - домой.
- Не смешно, - морщился Челышев, но как-то стихал до утра.
Сегодня была суббота. Женя осталась дома, но старик все равно ожидал
подвоха. И впрямь - после завтрака она, раскрыв на секретере пишущую машинку и
распухшие, неопрятного вида тетради, сказала, как отсекла:
- До двух не надоедай.
"Гришку перепечатывать будет", - догадался старик.
Гришка, Григорий Яковлевич Токарев, его зять, был писатель, точнее -
критик.
Но машинки и тетрадей Жене показалось мало. Бережно, словно хотела
украсить комнату, она поставила на верх секретера стопку книг в мягких и
жестких обложках.
"Их-то зачем?.." - помрачнел старик и побрел в кухню, надеясь отвлечься по
хозяйству, но все - от мойки до белых полок сияло, как в день въезда. С
домашней работой Женя расправлялась мгновенно.
- Пашет, займись чем-нибудь и не изображай страдальца, - сказала жена.
Челышев притворился было, что не слышит, но, не выдержав одиночества, вернулся
в комнату и спросил:
- Что, машинистки найти не мог твой Токарев?
- Это нельзя отдавать на сторону, - улыбнулась Женя и, несмотря на седину
и дымчатые очки, показалась Челышеву такой же, какой он встретил ее в год
Победы. Обидевшись, что улыбка жены обращена не к нему, а к зятю, старик
сокрушенно махнул рукой и стопка книг полетела на пол.
- Сядь. Не мельтешись. Ну вот, помял...
Опередив мужа, Женя подняла книги.
- Я их собрала для Надюхи.
Надька, сестра челышевского зятя, подруга Жени, жила в Нью-Йорке.
- Но это макулатура для утильной палатки! - сказал старик.
- Так считаем ты и я, - неохотно согласилась Женя. - А Надюхе приятно
прочесть на супере "Гр. Токарев".
- Сам пусть доставляет ей такую приятность!
- Пашет, перестань. Отлично знаешь: он тридцать лет скрывал, где сестра. У
него, помимо Надьки, куча неприятностей: все статьи отвергают. А начнет
переписку с Америкой, сразу смекнут: решил уехать...
"Себя бы поберегла, - подумал Челышев. - Гришке-то чего спасаться? Вольная
птица... А ты, как пришитая, сидишь в лаборатории. Вот вышвырнут оттуда за
Надюху и уж точно никуда не возьмут. Биография подпорченная и все-таки
возраст..." Но вслух он сказал:
- Нечего Токареву тебя эксплуатировать.
- Никакой эксплуатации! Сама вызвалась.
- И напрасно. Лупишь без роздыха. Сердце поберегла б.
- Печатаю, как привыкла. А сердце в порядке.
Женя ждала, чт
